Из рода Прокопия Ляпунова
Более ста лет назад, а именно в 1847 году, был издан в Санкт-Петербурге «Словарь достопамятных людей русской земли». Там во второй части рассказывается о Прокопии Петровиче Ляпунове, потомке меньшого брата Александра Невского. Жил он в Рязани, а выдвинулся, да не один, а вместе с братом Захарием, на поприще отечественной истории в начале XVII века, когда страшная беда — нашествие врагов с запада и севера — нависла над Родиной. Смутное время… Как повествует Н. Карамзин, увидев Отечество в опасности, Прокопий «одушевился любовью к нему и перелил это чувство в сердца сограждан, двинул всю Россию на освобождение Москвы». Рать собралась около ста тысяч. «Какого труда стоило Ляпунову собрать и двинуть к Москве (в марте 1611 года) эту громаду, неустроенную и чуждую военной доверенности!»
Современники отзывались о Прокопии Петровиче как о человеке, «обладавшем страшной энергией. Всего московского воинства властитель, скачет по полкам всюду, как лев рыкая». Первую победу принесло это первое ополчение во главе с Ляпуновым. После его гибели ополчение распалось, и лишь год спустя второе ополчение во главе с Пожарским и Мининым победило окончательно врагов русской земли.
В реляциях Отечественной войны 1812 года не раз отмечено имя подполковника Александра Александровича Ляпунова, а Дмитрий Петрович Ляпунов, командовавший Псковским полком в армии Барклая-де-Толли, произведён в генерал-майоры «за храбрые действия под Малоярославцем». В военной галерее 1812 года Эрмитажа висит его портрет.
В трагический 1941-й наши современники Ляпуновы продолжили святую традицию своего рода — стали защитниками Отечества. Воевать за Родину отправились среди миллионов четыре брата Ляпуновых — Алексей, Аскольд, Ярослав, Андрей. Мирные люди — Алексей, защитив кандидатскую диссертацию, преподавал математику в Московском педагогическом институте имени Ленина, Аскольд занимался на четвертом курсе медицинского института, Ярослав и Андрей — старшие школьники…
В архиве семьи свято хранятся письма 1941–1945 гг. Фронтовые треугольнички, самодельные открытки пожелтели, стерлись, потрескались на сгибах. Сегодня мы публикуем отрывки из этих документов — письма братьев Ляпуновых, их матери Елены Васильевны Ляпуновой, родной тетки Натальи Петровны Куприяновой.
Алексей Ляпунов — жене Анастасии:
22 июня 1941 г.
«Милая, дорогая моя Таточка!
Предстоят совершенно невиданные испытания. Сейчас ещё невозможно предвидеть ожидающих нас трудностей. Меня ужасно беспокоит мысль обо всех вас… Твоя главная задача — уберечь детей. Когда я узнал о войне, первым моим желанием было идти в армию… быть полезным стране. Думаю, что в качестве математика я могу пригодиться где-нибудь.
Дорогая моя, ты знаешь мою любовь к России и ты поймёшь, что я считаю обязательным быть в первую очередь русским. Пойми, дорогая, что мы не имеем права ставить личные интересы выше государственных…
Во всяких случаях везде я буду с мыслью о тебе и детях, но я не могу допустить вашего порабощения. Если мы — представители русской культуры — будем сзади, это может привести к плохим результатам. Очень часто влияние культурного и сознательного человека в боевой обстановке может играть большую роль.
Отрадно то, что Москва производит впечатление спокойное. Жизнь города вполне нормальна. Отрывки разговоров, которые пришлось слышать, дышат ненавистью к врагу.
Дорогая Таточка, приласкай за меня девочек и непременно разъясни малышкам, что на Россию напали враги и что все должны теперь защищаться…
Крепко целую…
Алёша».
26 июня 1941 г.
«Всё свободное время от службы я стараюсь употреблять на военную подготовку. Вчера был в тире. Результаты у меня ужасно плохи — 10 из 50. А между делом я прочёл половину учебника по артиллерии. Кое-что вспомнил. Работаю над новой и нужной темой. И всё же, Таточка, меня тянет в армию, на фронт… Я предпочту смерть на поле брани трусости и поражению… Не думай, дорогая моя, что я нахожусь в состоянии истерики. Я совершенно спокоен и стараюсь тренироваться на случай любых опасностей. Сегодня я записался в дивизию трудящихся, которая создана из москвичей, без отрыва от производства…
Крепко всех вас целую.
Алёша».
Аскольд Ляпунов — тётке Н.П. Куприяновой:
«Дорогая тётя Наташа!
Вчера нам неожиданно выдали дипломы об окончании института. Сегодня в два часа получаю назначение в часть. Когда и куда поеду, ничего не знаю. Если будет хоть минута свободного времени, то обязательно зайду к тебе. Извини меня за то, что не помог в перевозке вещей и давно не был у тебя…
Крепко тебя целую, Аскольд».
«Дорогая тётя Наташа!
Ты, вероятно, узнаешь от посланного, что мы сейчас были на кратковременном отдыхе. Этот отдых вполне заслуженный и необходимый — надо было пополниться. Бои за Клин, Нару, Боровск и Можайск потребовали от нас и энергии, и отваги, и жизней. Конечно, мы не имеем права долго задерживаться на отдыхе. Мы — боевая единица, и обстоятельства опять требуют нас на фронт. Я уже писал тебе, что наша часть показала себя блестяще. В частности, высокую оценку получила санитарная служба. Одиннадцать моих работников я представил к ордену. Командование горячо поддержало моё ходатайство, и приказ о награждении шести из них уже был, об остальных ожидаю со дня на день. Кстати говоря, — передатчик этого письма тов. Кандат — женщина-герой. Многие бойцы обязаны ей жизнью. За своё геройство и проникновенность в работе (по моим подсчётам, 80 спасённых жизней) мы представили её к ордену Ленина.
…Мне часто приходится очень трудно в моей работе. Ты знаешь, с каким небольшим стажем, а тем более военным опытом я уехал на фронт. Не прошло и полутора месяцев, как из младшего врача части я сделался старшим врачом полка, а затем в один день сразу мне пришлось стать хирургом, командиром, учителем и вместе с тем воспитателем и товарищем всего своего большого коллектива. Задача оказалась трудной. В особенности трудной для меня оказалась роль командира. Начало моей деятельности в этом плане было не лишено курьезов. Сейчас я уже чувствую себя несколько тверже. С гордостью вспоминаю, как несколько раз удачными командами и личным примером я добивался выравнивания положения в критические моменты. Но иногда, поверь, мне так трудно бывало, что я приходил в отчаяние и наедине плакал. Если бы не товарищи, не знаю, что бы я делал. Только героизм окружающих меня, только рукопожатия бойцов и командиров, идущих в бой и смотрящих с надеждой на меня, заставляют не поддаваться искушению сожалеть о том, что где-то под Нарой или Клином я не нашёл себе места.
Допустить малейший промах — это значит рухнуть в бездну. Надо обладать точностью автомата, и вот здесь я и ощущаю свою слабость — мало практики, маловато знаний, нет военного опыта. Ничто так не будит чести, ничто так не будит рвения и желания отдать всё, как воспоминания о родных, как их доверие и любовь, которые я чувствую, читая письма из дому и от тебя. И я бы хотел, чтобы вы искренне верили в то, что, что бы со мной не случилось, я был верен до конца нашему общему делу и отдал свои силы и опыт, знания. И если я и позволял себе задуматься, загрустить, то только в письмах к тебе, ожидая от тебя поддержки в решении своих внутренних сомнений, но никогда не допускал этого в жизни, в деле, в отношениях с коллективом.
Извини меня за это длинное письмо. Оно, наверное, утомило тебя. Пожалуйста, береги себя и тепло одевайся, не выходи без нужды из дома. Целую тебя, Аскольд».
Елена Васильевна Ляпунова — Н.П. Куприяновой:
«Милая и дорогая моя Наташа! Спасибо тебе, родная моя, большое за письма, которые ты мне переписываешь и за твои открытки. Так тревожно на душе, что и передать тебе не могу. Ярославу операцию сделали, на левой ноге отняли полступни, а на правой — два пальца. Он очень мужественно всё перенёс, так что его называют в операционной героем. Тяжело для него сознание, что он утратил навсегда свою первую категорию по здоровью. Думаю, что во флот он уже не сможет больше попасть — вот это для него настоящая драма.
За Аскольда я безумно тревожусь, он часто нам пишет, и если в письмах перерыв, то я не нахожу себе места. Увидимся ли с ним?…
Аттестат я получила и по аттестату аккуратно получаю деньги. Он, вероятно, сейчас сменил свой адрес. Я ему пишу по-старому (1476 пол. почт. 122 стрел. полк и ему), а может быть, теперь адрес другой? Если что-нибудь знаешь, то напиши…»
Февраль 1942 г.
Алексей Ляпунов — жене Анастасии:
«…В воспитании детей хочется участвовать, хотя бы по переписке. Тут нужно иметь в виду две задачи — задачу сегодняшнего дня и задачу построения всей их жизни. В первой главное — донести до их сознания смысл происходящих событий. На нашу Родину напали жестокие враги. Мы защищаемся всеми силами. Папа уехал в армию, чтобы вместе со всеми красноармейцами прогнать врагов… Детей увезли из Москвы, потому что там было опасно — летают вражеские самолёты и бросают бомбы в мирных жителей. Наше правительство хочет спасти детей. Дети должны помнить, что в других странах другие правительства не сумели спасти жителей и маленьких детей, всё захватили фашисты, и им очень плохо жить. За это дети должны вырасти хорошими гражданами, верными сынами своей свободной Родины…
За время войны много людей будет убито, много ценных и нужных вещей разрушено, сожжены города и сёла. Предстоит долгий период восстановления всех наших богатств. Дети должны приготовить себя к этому.
С другой стороны, очень важно уже теперь заложить основу настоящего образования. Для этого, дорогая Тата необходимо продолжать ту линию воспитания, которую я всегда вёл, возможно полнее и шире открыть детям глаза на окружающую природу».
Март 1942 г.
Елена Васильевна Ляпунова — Н.П. Куприяновой:
«На днях Андрюша получил вызов в Тамбовское кавалерийское училище и завтра улетает самолётом или поедет поездом. Он в полном восторге, энергично собирается к отъезду, а для меня, конечно, это большое огорчение. Последний сын уходит на фронт. Славик ещё в госпитале…»
Аскольд Ляпунов — Н.П. Куприяновой:
«Дорогая тётя Наташа.
После долгого перерыва я вчера получил много почты — 7 писем и 19 открыток. Мне так приятно, что снова установилась связь с тобой и домом, что сказать не могу. У меня сейчас период очень напряжённой работы… Не знаю, что будет дальше… Мне удаётся спать только 2–3 часа в сутки и редко четыре.
…У меня радостное событие: несколько дней тому назад я женился. Жена — одна из моих помощниц. До прихода в армию — студентка Рижского университета и Академии художеств. Её занятия на пятом курсе прервала война. Нам вместе пршлось пережить много тяжёлого, и в эти самые трудные моменты мы нашли большую моральную поддержку в лице друг друга. Гуна оказалась замечательной помощницей в моей работе, не только медицинской, но и организационной.
Три дня тому назад Гуну (её полное имя Гундета) наградили медалью «За боевые заслуги».
Мы оба стараемся сделать всё, чтобы та помощь, которую мы оказываем раненым, соответствовала последним требованиям медицинской науки. Операционная, где я работаю, расширяется с каждым днём, несмотря на вполне естественные затруднения, которые я встречаю в снабжении, так как требую гораздо больше, чем полагается полевому пункту. Зато и объём нашей работы от самых сложных операций — резекций кишечника и ампутаций — и до лечения терапевтических заболеваний. Пункт мой получил широкую известность и одобрение со стороны начальника санитарной службы армии, который пробыл более двух часов на пункте, познакомился с нашей работой. Расхвастался, да?
Как здоровье твоё и Веры Николаевны? Ещё раз большое спасибо за всё. Целую крепко. Аскольд».
Елена Васильевна Ляпунова — Н.П. Куприяновой:
«Милая и дорогая Наташа!
Спасибо тебе за твою открытку. Прости, что я не тотчас тебе отвечаю. На днях вернулся домой Славик — ноги его ещё не совсем зажили, но он может ходить без костылей, хромает. Будет ездить на перевязки. К военной службе он непригоден, пойдёт учиться. Андрюша принят в Тамбовскую кавалерийскую школу, я получила от него открытку. Алёшу перевели в артиллерийскую школу в г. Коврове.
От Аскольда я получила несколько писем. Он всем нам сообщил о своей женитьбе. Мы рады за него — он теперь не один, как-то за него спокойнее. Дай бог, чтобы она была хороший человек — так хочется, чтобы они были счастливы. Просила Аскольда прислать мне карточку. Может быть, ты первая познакомишься с Гуной, так как в Москву всегда могут быть командировки…»
8 июля 1942 г.
Алексей Ляпунов — С.С. Намёткину:
«Дорогой дядя Серёжа!
Совершилось совершенно неожиданное событие: я еду в Казань на шесть дней для того, чтобы сделать доклад в институт о тех работах, которые сделал во время формирования части. Я послал четыре заметки по разным вопросам теории стрельбы. Из института прислали приглашение на доклад, и я получил отпуск. Очень жалел, что ни тебя, ни Таты с детьми не увижу… Надеюсь взять книги в Казани для продолжения работы. Целую всех, твой Алёша».
12 сентября 1942 г.
Аскольд Ляпунов — Н.П. Куприяновой:
«Дорогая тетя Наташа!
Большое, большое спасибо тебе за книги, которые ты купила мне. Я так рад и надеюсь, что буду их читать.
…Кончился долгий и напряженный этап боевых операций. Сейчас наша часть на заслуженном небольшом отдыхе. Мне трудно примириться с ним после долгого и напряженного труда, в который я так втянулся и люблю. Чем дальше мы уходим от фронта, тем грустнее становится мне, тем больше хочется вернуться назад, где я чувствовал себя полезным и нужным. Я подал рапорт командованию, в котором прошу откомандировать меня снова на фронт. Очень надеюсь, что, может быть, попаду во флот. Моряки, столкнувшиеся со мной на работе, зовут к себе и хлопочут за меня. Они видели меня и в операционной, и на передовой. Мне тоже хочется на море, но, конечно, ни просить, ни настаивать на этом не буду. Поеду туда, где больше нужен, и с радостью буду служить опять в стрелковом полку — там чувствую себя то хирургом, то бойцом, принимая участие в спасении жизней и наравне с другими рискуя своей. Ты пишешь мне о книге «Мудрые руки» и спрашиваешь о моей работе. Не говоря уже о том, что я очень молод в хирургии, я ещё неуч. Эта оценка не по строгости, а по справедливости. И ещё одно ограничение — фронт совсем не место для блестящих операций. Это арена неотложных, экстренных операций, всей черновой работы в отношении раненого (первичная обработка ран) и плюс к этому масса организационной работы по госпитализации, эвакуации и т. д.
Кое-какой опыт в организационной работе я имею, а в хирургии ещё меньший — это, конечно, гораздо более трудоёмкая и ответственная область, требующая постоянного расширения теоретических знаний… Я сделал несколько сот операций, но успех их принес гораздо меньше удовлетворения, чем то глубокое горе, которое я пережил после четырех бывших 6 мая неудачных случаев.
Мне очень хочется рассказать тебе о многом интересном, героическом и трагическом, что я пережил и видел, но это почти невозможно сделать в рамках писем. Потому я решил в свободное время записать ещё не стершиеся в памяти эпизоды и при случае по частям переслать их тебе».
«Дорогая тетя Наташа!
Завтра в Москву едет доктор Бергман, с которым я посылаю тебе вещи и книги. Эти книги сейчас мне не нужны, но я хотел бы их сохранить. Если я буду жив после войны, то они очень мне пригодятся. Две книги я успел дважды прочесть (это о Павлове, те, что ты мне прислала) и поэтому шлю их домой. Видимо, так придется вообще поступать с книгами — прочёл раза два, и при случае отсылать домой, иначе книги растеряются, да и пополнять библиотеку будет трудно. Ведь сейчас у меня на руках уже 70 книг. Какое это колоссальное счастье! Большое, большое тебе спасибо за все присланные медицинские книги и литературу для чтения. Гуне я посылаю брюки, боюсь, что ей сейчас трудно, она писала мне, что у нее нет ни шинели, ни сапог…
Табак посылаю на случай, может быть, кому-нибудь пригодится, и комсоставовский паек в качестве небольшого разнообразия будет тебе приятен.
Большое спасибо ещё раз за все. Крепко целую и люблю».
4 апреля 1943 г.
Алексей Ляпунов — жене Анастасии:
«Дорогая Таточка! Я лежу в госпитале после тяжелой болезни. Мне очень не повезло. Я прибыл в свою часть и сразу получил назначение в артиллерию. Но в должности мне пришлось пробыть только два дня. После этого я слег и попал в госпиталь. Сейчас я чувствую себя вполне хорошо, осталась только слабость. Чрезвычайно рад тому, что дядя Сережа получил Сталинскую премию. Тоскую без вестей от тебя и из дома».
Лето 1943 г.
«Дорогая Таточка! Вчера я провел с бойцами беседу на тему «Наука и промышленность фронту». Теперь наше командование мне поручило проводить подобные беседы через каждые два-три дня. Я наметил следующие темы для ближайших бесед: «Суворов», «Происхождение человека и расовые теории», «Отечественная война 1812 года», «Из истории русской культуры и науки». Эта работа мне очень нравится, я замечаю, что слушают с интересом. И пропадают вся моя слабость, недомогание.
Наше командование находит, что меня нужно использовать сейчас на политико-воспитательной работе, потому что для строевой я не годен из-за всех моих болезней. Здоровье мое находится почти в неизменном состоянии. Пройти примерно полкилометра очень медленным шагом до сих пор трудно. Сердце дает знать при всяком случае — то боли, то перебои и все время приглушенный второй тон, что доктор объясняет миокардитом. Очень большая утомляемость. Даже за беседы приходится жестоко расплачиваться…
…Я получил приказание составить инструкцию для проведения своих стрельб. Их будут применять в нашей части. В связи с изготовлением прибора встал целый ряд математических вопросов. Вчера я над ними просидел весь вечер.
Очень прошу оставить мысль о возможности моего перевода в Москву. Это случится только после нашей победы. Докторскую диссертацию я когда-нибудь защищу. То, над чем я здесь работаю, для диссертации совершенно недостаточно. Когда война будет выиграна, будем думать о том, что из проделанных работ развить, углубить и найти тему для диссертации».
14 апреля 1944 г.
Алексей Ляпунов — дочери Ляле:
«Несколько дней я никому не писал писем. Ни минуты свободного времени. Были сильные бои. Мы здорово разбили немцев и пошли в наступление. Проделали длинный и трудный марш. Бывали дни, что приходилось спать по 2–3 часа в сутки. За эти дни я получил два письма от тебя и одно от Туси.
Сейчас мы свою задачу выполнили (бои за Перекоп в Крыму. — Е.Ж.). У нас небольшой отдых. Можно будет написать всем письма и вернуться к работе по математике.
В этих боях я многому научился. Это мне позволяет лучше воевать. Мои начальники говорят, что я уже теперь умею воевать, даже хотят наградить за эти бои. Сам я хочу вступить в члены партии. Только благодаря большевикам мы стали такими сильными. Большевики — это люди, которые все свои силы отдают на пользу Родине. Я хочу, чтобы вы, когда подрастете, тоже стали членами партии…»
Анастасии Ляпуновой — с фронта
«Уважаемая Анастасия Савельевна!
Этим своим коротеньким письмом я хочу принести в Ваш дом, для Вас и Ваших детей радость с фронта о Вашем близком, дорогом и любимом муже и отце — об Алексее Андреевиче. Радость, которую переживает сейчас Алексей Андреевич, является радостью и для Вас, Анастасия Савельевна. Вместе с Вами радуемся и мы, фронтовики, сослуживцы Алексея Андреевича.
Только вчера мы поздравляли Алексея Андреевича с получением высокой правительственной награды — ордена Красной Звезды. Сегодня мы снова поздравляем его — с принятием в члены великой партии большевиков. Эти два события в жизни Алексея Андреевича говорят о том, что он сам изменился так же, как изменилась и сама жизнь. Война воспитала в нем мужество, отвагу, закалила его к суровой фронтовой жизни, связала его всеми нитями с партией Ленина, которая является для него самой дорогой на свете. Так он писал в своем заявлении о приеме в члены ВКП(б).
И мы, коммунисты, его словам верим и убеждены в том, что звание члена большевистской партии он будет носить высоко. Я рекомендовал его, и он доверие мое, доверие коммунистов оправдает на своей практической работе, в бою с гитлеровцами.
Анастасия Савельевна, передайте своим детям — пусть будут такими, как их отец: овладевают наукой, любят труд, любят Родину свою — Россию, защищают ее от всех врагов, которые пытаются сделать ее колонией, а людей — рабами. Россия никогда не будет побежденной. Ещё пусть помнят, что их счастливое детство и прекрасное будущее защищает любимый отец-гвардеец, советский офицер.
Скоро, скоро весь мир вздохнет свободно. Победа недалека, мы ее завоюем. В Ваш дом, к Вам и детям вернется Алексей Андреевич. А потом в кругу семьи, родных и близких он вспомнит сегодняшний радостный день. Он вспомнит: жаркое солнце, зелень кругом, выстрелы орудий, разрывы снарядов и визжание осколков, гул мощных наших «Ильюшиных»… В день, когда он, я и наши друзья вернемся в родной дом, будет ли он хмурым аль туманным, но будет для нас самым желанным, самым солнечным днем. Так будем жить, ждать и радоваться успехам нашим на фронте и вашим — в тылу, ибо это единый удар по врагу.
Примите от меня и моих друзей, сослуживцев Алексея Андреевича, сердечный фронтовой привет и наилучшие пожелания в вашей жизни.
Георгий Лукьянов, Полевая почта
41788 «В».
Аскольд Ляпунов — брату Алексею:
«Дорогой Алеша!
Снова некоторое время не получаю писем ни от тебя, ни из дома. Как твой дела и занятия?
Я работаю сейчас очень много, так что все время поглощено операциями. Последний месяц почти ничего не читал. Были дни, когда делал по 22–25 трепанаций в день, перегрузка такая, что едва хватает физических сил. Недавно получил орден Красной Звезды.
В дополнение ко всему — изнываю от жаркого лета. Мне кажется, такого никогда не было. Помнишь ли ты «Кинжал» и последние слова из «Выстрела» Пушкина? Прочел их с новым чувством. Из маминого письма узнал, что ты был в Севастополе. Очень рад за тебя, наверно, теперь после грандиозной битвы будет заслуженный отдых? Поедешь ли ты в Москву докладывать о своих работах?
Целую тебя крепко. Жду писем».
Алексей Ляпунов — жене Анастасии:
«Сейчас я нахожусь в местности, где люди живут в отдельных домиках, отстоящих друг от друга в двух-трех сотнях метров и разделенных маленькими рощами, узкими полосками пашен. Видел здесь даже имения, где живут старые помещики. Когда-нибудь я расскажу вам о своих похождениях столько, что все то, что я рассказывал раньше, покажется каплей в море.
Интересно ещё то, что везде я встречал людей различных, чрезвычайно любопытных. Я видел огромное количество русских людей, переживших за время войны совершенно небывалые ужасы, и, несмотря на это, они не упали духом, не потеряли стремления к борьбе за свободу, оказались сильнее смерти, справились со всеми трудностями. Очень многие наши соотечественники погибли в боях или в неволе, но очень немногие оказались изменниками или трусами.
Дорогая Тусенька, путь, который я прошел, многому меня научил, на многое открыл мне глаза. Он привел меня в партию, а это великое счастье.
На днях я получил очень хорошее письмо от Аскольда. У него недавно был маленький отдых, который он использовал для подготовки к печати научных работ. Сумел закончить две.
Крепко тебя целую».
23 апреля в сводке Совинформбюро говорилось: «Войска 1-го Белорусского фронта, перейдя в наступление с плацдармов на западном берегу Одера, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации, прорвали сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону немцев, прикрывавшую Берлин с востока, продвинулись вперед от 60 до 100 километров…»
В действующей армии остался к тому времени один Аскольд Ляпунов. Его последние открытки — кратки, отрывисты: оперирует, оперирует без конца.
А уже после окончания войны пришло известие: в Герлице погиб Аскольд Ляпунов, нейрохирург 32-й армии. Там же он и похоронен. А вот где могила его младшего брата Андрюши, до сих пор неизвестно — их воинский состав был разбомблен фашистами осенью 1943 года. Только двое братьев Ляпуновых вернулись к трудовой, мирной жизни. Все четверо выполнили свой долг перед Родиной так же честно, достойно, как в далекие времена сделали это их предки.
Екатерина Жукова
Впервые опубликовано в газете «Советская Россия», 5 февраля 1988 года.